Великая Суббота и Пасха в Свято - Троицкой - Сергиевой лавре. Записки паломника, 1994 год

Продолжение. Начало здесь. 

Немного передохнув, идем опять в Лавру. Странной пустотой встречает она. Этот очень беспокоит. Может быть, электрички мудрят?

В трапезной чернеют отдельные фигуры, в Успенском кто-то читает «Деяния» так, что сомневаешься: сам-то он слышит ли, что читает? Ни слова не понять.

Идем в Покровский храм. Странно, но факт: читают не «Деяния», а послания. Храм почти пуст. Усаживаемся поближе к окошку. В углах копошатся старушки. Еще стоят аналои. Несколько священников терпеливо слушают каждого, кто подошел. Говори, сколько надо. Слава Богу, здесь причащение в Святую Ночь не рассматривается как чуждое восприятию праздника. Пробило 10 час. Ушли священники. В храме почти так же пусто. Около 11-ти часов в Лавру повалил народ. В окно было видно, как черные ручейки разливаются по всей территории, люди спешат туда, кому где по душе.
Да, отменили несколько электричек.

Храм сразу заполнился. В такой праздник храмы, соборы, обители должны быть полными. Мы миром Господу молимся. И пусть мы не знаем друг друга, но важно чувствовать, что сейчас нас собрала Пасха и объединила любовь к Лавре Преподобного Сергия. Не раз замечено, что основная масса богомольцев — приезжие. Вот и ребята засверкали белыми рубашками: это пробирается хор наверх. Выходят на амвон священники, читают канон. Такие здесь ирмосы, тропари...

Неподготовленному вниманию трудно все охватить. Не случайно сказал поэт: «Мы в небе скоро устаем и не дано ничтожной пыли дышать божественным огнем». Устаем больше от того, что живем другим. А дано или нет? Или кому как? Дано как возможность, и иногда этот огонь касается души, и она это знает, только не все о том говорят.

Ирмосы повторяют в конце каждой песни канона. Наверное, от регента зависит усиление некоторых слов, подводящих черту, и тогда особенно убедительно звучит: «Воскреснут мертвии и восстанут сущий во гробех и вси земнороднии возра-а-дуются!» И особенно любимое: «Не рыдай Мене, Мати...»

В этот миг, кажется, оживают и объединяются усилия всех, кто участвовал в создании этого торжества — строил храмы, писал музыку, текст, служил, украшал, берег, передавал в род и потомство свою любовь к храмовому богослужению. Всех не перечислить. Конечно, все эти усилия соединил Господь и Он создал Церковь всемирную и каждую в отдельности — тоже. Мы как-то мало об этом думаем, мало ценим, благодарим, а потому и мало радуемся.

Кончили канон, унесли в алтарь маленькую Плащаницу. Стали собираться на крестный ход. Ждем звона. Очень люблю это весеннее время, уже темно, прохладно. От земли поднимается особый запах пробуждающейся жизни. Первый полуночный пасхальный звон, в который вливается и гомон разбуженных грачей. Звон поплыл над темными коробками дальних новостроек, над полями, речушками, перелесками. Около всех храмов движение. Белеет Успенский собор мощными своими стенами. Сейчас двинутся крестные ходы из всех храмов, замелькают маленькие огоньки свечечек, поплывут над толпой цветные огоньки в высоких фонарях. Мы все сейчас смотрим в окна. Внизу виден крестный ход Покровского храма. Вышло духовенство, хор. Совсем скоро у дверей услышим: «Воскресение Твое, Христе Спасе...» В этот момент святое не только святым. И нам, грешным, даже без особых чудесных переживаний, дорого и то, что доступно зрению, слуху, памяти. Слава Богу, что все это есть на земле, на нашей земле, в наше время, и мы можем стоять и хотя бы просто слушать первую пасхальную заутреню и литургию.

Вспыхивает в храме X и В, зажигается все, что есть, крестный ход в притворе, и вот уже около ажурных закрытых створок: «Слава Святей и единосущ-ней и животворящей и нераздельней Троице...» После «Аминь» хор грянул: «Христос Воскресе...» Поют все. «Да воскреснет Бог...» Поют громко, бодро, весело, быстро. В народе вздыхают старушки: «Слава Богу, дожили, дождались...» Все в храме, все вместе, все рядом — духовенство, народ, хор.

Ектения и сразу канон Пасхи. Особенно люблю, когда поют: «Предварившия утро яже о Марии...» и усиливают «яко восста Господь, умертвивый смерть». Все так быстро, думать некогда. Уже поют «Воскресение Христово ви-девше...» Нельзя не вспомнить тут пр. Симеона Н. Б., спрашивающего каждого: правду ли мы говорим, что видели воскресение Христа духом своим. И тут же такое утешительное: «Се бо прииде крестом радость всему миру...»

Хочется всем радости, без креста она не бывает — настоящая, способная исцелить все раны. И это общий закон для всех, тем более, что первым здесь был Господь!

Кончается канон обращением Архангела к Богоматери: «Чистая Дево, радуйся». Ее радость не отделена от радости всей Церкви, ведь мы слышим и для себя: «Людие, веселитеся!»

Ексапостиларий в общее мажорное звучание включает минор, который удивительно смысловым акцентом подчеркивает неизбежно бодрое уверение: «Пасха нетления, мира Спасение». Стихиры Пасхи с громогласным «Да воскреснет Бог» отгоняют дремоту, которая несколько туманит сознание. В храме душновато. Скоро будут читать огласительное слово св. Златоуста. Если вспомнить, что его слова шли к нам шестнадцать веков, то раздвигается мир и понятие, всех единящее — Церковь! Для себя отмечаю: «Никто да не плачет прегрешений...» и еще мне очень нравится: «Вси насладитеся пира веры». Вроде бы — где этот пир и кто нас звал на него? Но пир веры — не пир-разговенье. Пример тому — рассказ о древнем старце, пришедшем с послушником в обитель на празднование Пасхи.

После службы пустынник направился в свое уединение, благословив послушнику братское утешение на трапезе. Послушник напомнил, что в их келье ничего нет, только сухари, а ведь Пасха. На это авва сказал: «Поверь мне, чадо, что они ничего не отнимут у меня», — то есть отсутствие разговенья для него ничего не значит.

Пропели «Славу», тропарь Златоусту и веселые пасхальные часы.

В алтаре все переоблачились и начали первую пасхальную литургию. Кажется, что вся она из бесконечного повторения «Христос Воскресе» состоит, но нет, все по чину: и стихи, и антифоны, только вместо Трисвятого — «Елицы во Христа...»
Прокимен 8-го гласа: «Сей день...» звучит у ребят так, будто нет у храма стен и сводов, будто весь мир должен услышать и возрадоваться. Прочитали Апостол, вышли читать Евангелие. Раньше читали на нескольких языках. Не все понятно, но интересно. Напоминало о том, что всему миру (на всех языках, разумеется) проповедуется весть о Воскресении Христовом. Сейчас стали читать только фрагменты 1-й главы Евангелия от Иоанна на греческом, славянском и русском.

Медленно и спокойно в притихшем храме звучит «Херувимская». Совсем скоро все пропоют «Символ веры», «Тебе поем» и вместо «Достойно» — «Ангел вопияше». «Отче наш» — и все в алтаре причащаются. Народу вышли читать патриаршее послание. «Со страхом Божиим» — и всем исповедавшимся дозволено причаститься. Слава Богу, что не препятствуют сознавать причащение центром, смыслом и главной ценностью богослужения. Слава Богу, что большее число молящихся при сознании своего недостоинства видят в таинстве Евхаристии Источник Жизни. Причастников много, причащают из трех чаш под пение «Христос Воскресе». Окончив, владыка Филарет на солее окропляет артос, говорит очень краткое слово приветствия, благословляет всех крестом. Священники дают крест, хор поет стихиры Пасхи, народ движется к выходу. Не хочется ни разговенья, ни разговоров. Прилечь бы... и побыть в тишине, помолчать. Не получается ни того, ни другого. Слава Богу за то, что главное было — мы встретили Пасху в Лавре.