Фабрика была закрыта в 1859 г. Фабричные рабочие из военного ведомства перешли в подчинение Министерство государственных имуществ. Согласно их собственному желанию, 819 мужчин и 920 женщин остались в Слободе в своих домах и записались в сословие мешан. Один человек перешел в московские мещане. Сравнительно небольшие группы привозной рабочей силы распределились по родным губерниям: фабричные из Екатеринослава - в мещане и крестьяне Екатеринос- лавской губернии, 25 мужчин и 24 женщины - в крестьяне Самарской губернии, несколько человек - в государственные крестьяне Московской губернии. Переезжающим выдавалось по 75 рублей для обзаведения на новом месте, постройка домов возлагалась на Министерство Госимушеств, переезд — на Министерство внутренних дел. Крестьянами Павловской волости изъявили желание стать 114 мужчин и 130 женщин из рекрутских детей, и еще 130 фабричных детей (дети в данном случае, не возраст, а социальное происхождение) с наделением их землей по две десятины на душу. 109 фабричных и рекрутских детей Павловской волости и при них 104 жены уволились с правом отставных чинов «при первобытном состоянии", то есть в своем прежнем статусе.

Те, кто оставался в Слободе, но не имел своего дома, а жил в казармах (таких оказалась 24 семьи), получали на постройку домов по 25 корней леса и по 50 рублей. Рекрутским детям, переселяемым из Слободы в волость (64 семьи), выделили по 25 рублей с добавкой «потребного количества леса» на строительство. Престарелые и увечные (44 человека) получили пенсию по 20 рублей, четверо наемных рабочих — поощрение от 73 до 200 руб.

Закрытие фабрики резко изменило социальное лицо Павловской Слободы. В 1868 г. в селе Павловском был постоялый двор, овощная лавка, 3 харчевни, 2 питейных заведения. Оба питейных и одно харчевенное заведение держал крестьянин Андрей Иванович Зимин. В деревне Лешково также было питейное заведение.

Население Павловского всегда было неоднородно (крестьяне, фабричные, бобыли). Теперь это было выражено на территориально-административном уровне. Крестьянское общество объединяло жителей собственно села Павловского — той части, которая находилась выше всего по р. Истре. Мещане расположились в основном в слободах. К концу XIX в. слобод было несколько: Павловская, Александровская, Новая. Кроме того, существовал «кладбищенский конец», где проживали старообрядцы.

Павловской Слободе был дан статус «подгородной слободы» Звенигорода, а его мещане формально считались городскими жителями. Удаленная от города, она оказалась в положении падчерицы звенигородского мещанского общества. Павловские мещане тут же вошли в конфликт с новым начальством и попытались обособиться. Им хотелось создать отдельное общество, по типу посада, со своей ратушей. Бывшие мастеровые фабрики просили губернские власти также передать им корпуса закрытой фабрики и наделить их землей. Последнее требование, правда, тут же отпало. Военное ведомство сначала предполагало продать здания фабрики с публичных торгов, но потом разместило здесь артиллерийские казармы. Дело по прошению слободских мещан тянулось с 13 июля 1860 по 15 сентября 1862 г.

Московский гражданский губернатор и Министерство внутренних дел получили от бывших мастеровых фабрики, мещан Павловском Слободы Анисима Евтеева. Тимофея Кулакова и Петра Чистова жалобу на притеснения со стороны местного начальства и Звенигороде кого головы, который, по их словам, постоянно в отлучке, не реагирует на их жалобы и не дает паспортов.

Военный губернатор поручил провести подробное дознание и по возможности склонить общество к мирному соглашению. Затем гражданский губернатор генерал-майор князь Оболенский пригласил к себе все заинтересованные стороны: представителей городских властей Звенигорода, уездного исправника и слободских мещан Лаврентия Петрова. Алексея Любихина, Ярочкина, а также поверенных от упраздненной фабрики Анисима Евстигнеева, Тимофея Кулакова, Петра Чистова. Просьбы павловцев заключались в следующем:

1. Дозволить мещанам Павловской Слободы, бывшим мастеровым фабрики, составить отдельное от Звенигорода мещанское общества о чем они просили ходатайствовать старосту Дмитриева.

2. Выдать провиант, дрова и денежное довольствие за 2 месяца.

3. Произвести новые выборы.

В ходе разбирательства выяснилось, что двухмесячная задержка выплаты произошла по недоразумению и уже исправлена. По поводу выборов старосты и десятника павловцы сказали, что уже выбрали среди своих, исключив при этом раскольников. В старосты выбрали Никиту Дмитриева.

Впрочем, на выбранного ими самими старосту они тут же стали жаловаться. В 1859 году, говорили они, 47 мещан приходили к Дмитриеву с просьбой об отводе участка леса для заготовки дров, а староста сказал, что этот вопрос относится к Звенигородской думе. Когда мещане Чистов, Калинкин, Ярочкин и Скочков приехали туда, их арестовали на неделю и «употребили на городские работы». Дмитриев хотя и сознался в справедливости жалобы, но «присовокупил, что означенные четыре человека, не соглашались на его убеждения о том, что это от него не зависит, а потому и послал их в думу».

Произошла и еще одна стычка слобожан со старостой: в апреле 1860 г. слободские мещане, числом более 50 человек, собрались близ Слободы на горе посоветоваться, по их словам, на счет общественного колодца, а староста Дмитриев «прибежал на ту гору и, не разузнав зачем они собрались, начал кричать, что он полный хозяин в Слободе и всех их потащит на эшафот, потребует два батальона солдат». Правда, утверждали они это не дружно, один говорил одно, другой -другое. Не удалось доказать в губернии и еще одно обвинение против Дмитриева — в порубке 800 деревьев.

При проверке оказалось только, что «Дмитриев растратил 546 рублей 16 копеек, о которых общество не знает, с него взят штраф за обиды 53 рубля 84 копейки». Велено было взыскать с Дмитриева 600 рублей серебром, на это он согласился, чтобы примириться с обществом.

Наконец жалобщики сами спохватились, что все эти дрязги могут повредить их делу, заявили, что они довольны старостою, и стали искать виноватых между собой. Они попросили удалить из общества мещанина Лаврентия Петровича Любихина, так как «этот нетрезвый человек возмущает всех пишет всевозможные прошения и жалобы, нередко даже от имени общества без его на то согласия, и очевидно вреден по беспокойному, дерзкому и кляузному характеру». Дмитриев сказал, что «так же замечено, вредны для спокойствия общества Алексей Ярочкин, Алексей Стучалин, Тимофей Бастов, и что если бы эти личности не принадлежали к обществу, то можно было бы поручиться за полное оного спокойствие».

Требования мешан в конечной их формулировке звучали так:

1. «Чтобы общество Павловской Слободы по отделении от мещанского общества г. Звенигорода составило свое отдельное общество и имело свою ратушу, по примеру ратуши Воскресенска или Троицкого Посада, на том основании, что Павловские мещане в значительном числе 818 душ имеют свои интересы, не сходные с интересами мешан Звенигородских и что расстояние до города 18 верст велико для беспрестанных сношений с думой.

2. Так как к зданию прежней фабрики прирезано 30 десятин земли. в тех видах, что фабрику предполагалось продать, но как она обращена в военную казарму, то общество просит обратить в его пользу 20 десятин, а 10 оставить при казармах под огород. Общество при этом особенно дорожит озером и прудами.

3. После закрытия фабрики 44 человека получили пенсию по 20 рублей, взамен денежной дачи и пайка. О том же просят еще 12 человек, которые не имеют средств к пропитанию».

Часть вопросов были решены сразу: мешанам были выданы паспорта, обществу велено было нарезать 30 десятин земли, назначить пенсии 12 человекам, просящим об этом. Решено было войти в Министерство внутренних дел с предложением об образовании из мешан Павловской Слободы особого от Звенигорода мещанского общества с учреждением своей ратуши. В то же время, сочли необходимым «обязать мещан, склонных к ябедничеству, чтобы они не дозволяли себе писать кляузы, причинять этим в обществе беспорядки под опасением строгой по закону ответственности». С кляузников была взята подписка об их «благонравном» поведении.

В конечном счете, слобожанам не удалось отпочковаться от Звенигорода. Определяющим, видимо, оказалось то обстоятельство, что в Павловском на Истре не было "градообразующего" предприятия. Фабрика была скорее навязанным извне обстоятельством сельской жизни, принудительной повинностью, от которой местные жители всячески пытались уклониться. Когда она закрылась, исчезла и такая связь. Отсутствие единодушия среди Павловских мещан в вопросе о создании своего общества не следствие какой-то их особой склочности, а результат отсутствия общих интересов. Москва притягивала к себе гораздо сильнее, чем любой местный центр — и как рынок сбыта кустарной продукции, и как гарантия постоянной занятости.

Особую группу населения Павловской Слободы составляли старообрядцы. Они жили на краю села, в так называемом «кладбищенском конце». И они были гораздо сильнее связаны с московским старообрядческим центром, чем со своими соседями по селу. Павловские старообрядцы принадлежат к беспоповцам-федосеевцам. Это течение восходит к самым ранним временам раскола. Вскоре после отделения старообрядцев от Официальной церкви в их среде возникло два основных направления: поповцы и беспоповцы. Первые имели своих священников, рукоположенных старообрядческими епископами, или принимали никонианских священников, перешедших на их сторону (беглопоповцы). Вторые же не признавали никакой священнической власти и подчинялись только своим старцам, духовным лидерам, а вместо службы в церкви устраивали совместные моления в особых домах. Время от времени беспоповцы проводили свои соборы.

В недрах этих двух главных направлений старообрядчества вскоре возникло огромное количество более мелких течений и «толков» и один из самых распространенных - федосеевский. В конце XVII в у старообрядцев-беспоповцев Новгородских и Псковских земель появился духовный наставник — Феодосий Васильев. Отвергнутый собором новгородских беспоповцев 1699 г.. он продолжал проповедовать в Польше. Окончательное выделение федосеевцев в особое направление состоялось в 1706 г. Последователи Феодосия Васильева встречались по всей России, но особенно много их было в европейской части к западу от Москвы, а также в Сибири.

В XVIII в. старообрядцы смогли образовать в Москве две крупные общины — Рогожскую и Преображенскую, по названию двух больших московских кладбищ. Толчком к их появлению послужила эпидемия чумы, поразившая столицу в 1771 г. Нужно было хоронить заразных покойников, и за это опасное дело взялись старообрядцы. Правительство не возражало, а в ответ на эту услугу предоставило им право построить на кладбищах свои храмы или молельни. Поповцы закрепились на Рогожском кладбище, федосеевцы — на Преображенском, которое с тех пор стало их главным оплотом.

Камнем преткновения для федосеевцев был вопрос о браке, «Классические» федосеевцы не признавали брак ни в какой форме, поскольку при отсутствии «правильных» священников некому было совершать это таинство. Однако появление среди беспоповцев состоятельных купцов и промышленников, а следовательно, и проблем наследования капитала, заставило шире смотреть на этот вопрос. Вопреки решениям федосеевских соборов, в частности собора 1883 г., брачные отношения проникали в эту следу. В быту федосеевцев легко было отличить от других «согласий» по обычаю ходить в гости со своей посудой, чтобы не «мирщиться». то есть не смешиваться с «еретиками». И по тому, что говорят официальные документы, и по особенностям бытового поведения Павловские старообрядцы — признающие брак федосеевцы. Церковная ведомость Благовещенского храма за 1864 г. показывает «раскольников беспоповщиной секты крестьян и мещан» 11 дворов, 41 мужчину и 55 женщин. К 1872 г. число старообрядцев возросло: мужчин — вдвое, а женщин до 137 человек.

Из официальных документов кроме цифр мы ничего не узнаем. Зато в письмах композитора А.П. Бородина, который в 1884 г. жил на даче как раз на «кладбищенском конце», быт Павловских старообрядцев предстает весьма ярко (см. ниже).

Малая доходность земледелия заставляла Павловских крестьян искать заработка на стороне или заводить местное ремесло. В 1870 Павловском 30 дворов не обрабатывало землю и не имело ни лошадей, ни коров. Частично это были просто нищие, калеки и ходившие по миру. Но некоторую часть составляли сельские ремесленники, которые обеспечивали себя одним промыслом. Из кустарных промыслов в этом районе было распространено ручное вязание, столярный, слесарный и кузнечный. По ручному вязанию всего в Павловской волости было 777 промысловых единиц. Больше всего в Лобанове и Зеленкове - по 156, в Павловском - 77, в остальных селениях -20-50 единиц. Некоторое развитие в Павловском и соседних деревнях ПОЛУЧИЛ столярно-мебельный промысел. Но это была всего лишь окраина Козино-Нефедьевского мебельного района. Деревообработка не играла здесь ведущей роли.

Гораздо сильнее было развито слесарное мастерство. Слесарный район, который начинался от границ Московского уезда и тянулся на запад до Звенигорода, представлял собой центр мелких металлических промыслов всей губернии. Наиболее распространен был тип небольшой слесарной мастерской с 3—5 наемными рабочими.

Павловская волость и особенно само село держали абсолютное лидерство в Московской губернии по развитию кузнечного промысла В 1870 г. в Павловском было 29 кузниц, которые делали и продавали подковы в Москву. В описаниях земских статистиков сказано, что промысел заведен «исстари» и год от года растет, лет тридцать назад кузниц было 19.

Названы и имена кузнецов. К сожалению, лишь немногие сельские жители в России тогда имели фамилии или родовые прозвища, которые потом превращались в фамилии. Многих кузнецов Павловской Слободы мы можем назвать только по имени и отчеству. Итак, кузнечным ремеслом занимались: Федор Яковлев. Василий Петров, Василий Дмитриев, Дмитрий Иванов. Иван Николаев, Григорий Егоров, Андрей Дмитриев, Иван Казаринов. Павел Матвеев, они имели по одной кузнеце и одному горну. Петр Сергеев, Степан Иванов, Михаил Егоров. Филипп Груздев. Петр Барабаш, Никифор Алексеев, Никифор Маликов, Иван Яковлев, Михаил Майоров имели по 2—3 горна в одной кузнеце. Наконец, у Степана Сахарова. Григория Петрова, Ивана Тюрина и Семена Павлова было по две кузнецы и по 2—4 горна.

Чаще работали своей семьей, но нанимали и поденных рабочих-молотобойцев и мастеров по 1—2 человека. Молотобойцу в день платили 15 копеек, летом 25, а в покос 35 копеек на хозяйских харчах. Мастеру платили 35—50 копеек в день плюс харчи с трехразовым чаем копеек на 30. Железо покупали в Москве около рубля за пуд. При кузнецах имелись сараи для угля. Уголь привозили из других мест, а частью выжигали из местных дров. Кузнецы располагались «кругом прудка, внизу горы» на расстоянии четверти версты от деревни. Начинали работать зимой часа в два, а летом — как рассветет, и до сумерек, летом — до шести-семи часов. Завтрак с проходом на работу занимал час, а то и полтора, на обед с отдыхом уходило два с половиной - три часа. Больше работали зимой, а главная работа была осенью.

В селе было несколько медников. Дмитрий Иванов чинил старые самовары и умывальники. Другие медники делали кофейники и возили на продажу в Москву. Три двора работали краснодеревщиками, делали стулья, но не в самом Павловском, а в «столице» мебельного промысла Подмосковья, близлежащем селе Козине. Один двор занимался шитьем обуви.

Лидерство в губернии по числу кузнецов Павловская волость держала и в последующее время. В 1876 г. в селе промыслом в той или иной форме охвачено 82 двора, 228 человек.

К концу XIX в. в Павловской волости было более 160 мастеров кузнечного дела. Наибольшее скопление кузниц наблюдалось в Аносине, Глухове, Ильинском и особенно в самом Павловском.

По данным на 1870 г. в Лобанове тоже многие забросили сельское хозяйство. Кто «в Красновидово плотничает и слесарничает», кто «дом бросил, ибо в Москве заведение большое и свою землю сдает» остальные «в Москве проживают в людях, в работниках, кто месяца два, а кто и четыре». Лобановские крестьяне добывали камень и возили его на строительство шоссе по 40 копеек за аршин. Выработку они сами определяли так: «День прокопаешь — на одной подводе не увезешь». 3 двора работали по слесарной части. Женский промысел составляло вязание чулок, бумажных и шерстяных, и продажа их в Москве на базаре. Для себя пряли лен.

52 двора сохранили земельные наделы. Выращивали много овса картофель, лен, гречу, горошек всех сортов. Картофель сгнивал на треть. Урожая хватало ненадолго. По этому поводу даже сложились местные поговорки: «Как цеп в руках, и хлеб в зубах», «До зимнего Миколы урожай останется». Земли, выделенной под покосы, не хватало, и крестьяне вынуждены покупать сено. В деревне в то время было 58 коров, 5 жеребят, 15 телят, 100 овец. В пяти дворах по две лошади, в семи дворах по одной лошади без коровы, без лошади и коров 16 дворов, столько же безземельных.

Мирские расходы в Лобанове включали следующие статьи:
жалование сельскому старосте — 200 рублей;
церковному старосте — 5 копеек с души;
церковному сторожу — 150 рублей;
сельскому сторожу и десятскому — 70 рублей;
рекрутам наградные и проездные — 30 рублей;
на общественные молебны — 20 рублей;
на школу - 10 рублей;
наем пастуха — 175 рублей и 2 рубля подпаску;
на бычка — 37 рублей.

В деревне было четыре грамотных мужика, «мальчики учатся почти все, а девочки мало». Староста грамоты не знал.

Противопожарные средства (труба, бочка, крючья, два колодца, «прудичек») не всегда вовремя приводились в действие, поэтому деревня иногда горела. В 1871 г. выгорело 9 домов и все сено, в 1877 г. горело 2 дома. Социального обеспечения в деревне никакого: «Слепые и калеки по миру ходят».

Другие деревни волости жили приблизительно так же. Училище было в селе, поэтому его посещали только дети из ближайших деревень. Во всех деревнях были запасные хлебные магазины, но пополнялись они неисправно «по причине несостоятельности крестьян». Все сельские общества к этому времени еще платили выкупные платежи. Из целой волости землю сумел выкупить только один двор в деревне Черной. В конце века в селе и ближайших деревнях нет ни одного промышленного предприятия. Только в 1879 г. московский купец первой гильдии АЛександр Яковлевич Поляков устроил торфяной завод близ д. Новинки (Озерки). Он просил об этом Чернское сельское общество в лице его старосты Михаила Васильева. 17 ноября 1877 года состоялся сход об отдаче ему в аренду «Варязановского» торфяного болота принадлежащего кн. Голицыну, и суходола, принадлежащего крестьянам Постановили сдать участок в аренду на 12 лет, до 1889 г., за 25 рублей в год Договор подписали староста Михаил Васильев и крестьянин Алексей Исаевич Филиппов.

На заводе предполагалось строительство деревянного в 7 окон здания конторы, кухни и помещения для кухонных служителей, трех бараков для рабочих. В течение года на заводе должно было работать 40 человек. Для деления массы торфа на формы кирпичей были предусмотрены два деревянных стола. 30 мая 1880 года состоялось испытание парового котла-локомобиля.

В 1891 г. в самом селе Павловском значится кирпичный завод Варвары Гавриловны Карман-Магагуевой. В начале XX века появились и первые промышленные предприятия, основанные местными жителями: в Павловском завел кирпичный завод Алексей Павлович Буянов.

Главной проблемой общественного хозяйства дореволюционной Павловской Слободы было водоснабжение. Первыми обратили внимание на плохое качество питьевой воды квартировавшие здесь военные артиллерийской бригады. Для решения этой проблемы был создан Павловский участковый санитарный совет. В состав совета вошли командир бригады генерал-майор Л.Н. Платонов, старший врач той же бригады В.В. Лисицын, командир 4-й батареи подполковник Н.Н. Симан-товский, ветврач бригады П.П. Горбачев, губернский санитарный врач А.В. Погожев, ветврач Звенигородского земства Ф.Р. Гласко, врач-эпидемиолог Московского губернского земства М.М. Миронов, священник Благовещенского храма о. Иоанн, старшина Павловского волостного правления Н.А. Смирнов, учитель Павловской школы П.Н. Бенедиктов, мещане Павловской Слободы В.М. Медведев и П.А. Буянов, крестьянин В.И. Бобруйский.

Жалобы и письма командира бригады Л.Н. Платонова привели к тому, что был сделан анализ воды двух колодцев, который подтвердил опасения военных. Хозяева колодцев Новиков и Бояринцев обязались к весне их отремонтировать. После проверки еще восьми колодцев, три из них тоже надо было чистить. Санитарный совет решил в военном поселке от бани и казарменного двора сделать дренаж и отремонтировать старые канавы для отстоя воды. Решили также отремонтировать торговые бани и спуск мыльной воды в реку Истру прекратить. Вода должна была поступать по желобам в ямы, отстаиваться и всасываться в почву. Еще одним источником загрязнения питьевой воды в Слободе являлись скотобойни. Санитарный совет решил усилить надзор над бойнями и со временем перенести их в другое место, Указанное ветврачом.

В 1875 г. в Павловской Слободе было открыто двухклассное училище Министерства народного просвещения. До того времени начально образование можно было получить только в церковно-приходское. Училище было построено на средства местного общества, затраты составили 6825 руб. Под училище отвели участок земли в 1 десятину. Часть его занимало одноэтажное здание школы, часть предназначалась для прогулок учащихся, часть - для школьного огорода. Был организован ночной приют для учеников из дальних деревень. Доходы на содержание школы складывались, главным образом, из ассигнований Министерства финансов, часть вносило общество Слободы, часть попечитель, немного - родители. Плата за обучение взималась только с учеников, не принадлежащих к Павловскому обществу. Срок обучения в двухклассном училище составлял пять лет. Обязательно преподавались Закон Божий, церковное пение, русский язык, арифметика, география и естествознание, история, черчение. Факультативно велись гимнастика, мастерство для мальчиков и рукоделие для девочек. В 1894 г. в училище обучался 121 ученик (98 мальчиков и 23 девочки) Ежегодно при приеме приходилось отказывать 60—80 детям из-за отсутствия мест. Заведующим Павловским училищем в это время был П. Бенедиктов.